Честно говоря, я не знаю стоит ли давать на обозрение широкой публики или даже двум-трем своим знакомым записи этих определенно чертовских речей, которые оказались у меня волею случая. Обоснованно говорят, что христианам не следует обсуждать речения нечистой силы. Да и меня могут упрекнуть, что лучше было бы записывать речи ангелов.

Предупреждая эти упреки, скажу, что мне, как и многим до меня, начиная по-крайней мере с Цицерона, затем Эразму Роттердамскому, написавшему даже “Похвалу глупости” и многим другим в новое время, легче обличать заблуждения, чем выявлять истину. А между бесами и глупостью или злобой расстояние не велико, часто оно лишь в названии и привычке.

Большинству современников Гомер да и все древнегреческие писатели представляются чем-то чрезвычайно почтенным, но совершенно непонятным. О них не говорят, потому что честно сказать; “Мне все это скучно!” не решаются. С другой стороны, если Гомер поэт, то девяносто девять из ста наших современников называющих себя поэтами и даже признанных публикой таковыми обретают некоторое сходство с самозванцами. Неоспоримость этого вывода рождает стремление как-то защитить себя от неприятного сравнения, от опасного Гомера. Помогает испытанный способ - обожествление, ведь посредственности обидно уступить человеку, но не стыдно быть хуже бога. А потому Гомер так велик, что простым смертным и не может быть понято его величие, но если нам кажется, что мы что-то понимаем, то мы на самом деле ничего не понимаем, а вот если мы ничего не понимаем, то мы понимаем...

Говоря о событиях истории нашей Родины трудно воздерживаться от моральных оценок: слишком живо они отдаются сегодня. Я не хочу становиться в положение какого-то судьи над прошлым, не хочу подталкивать к этому и других, тем более что Учитель сказал: "Не судите, да не судимы будете." Наши предки не для того жили, страдали и боролись, чтобы мы сегодня выставляли оценки им по пятибалльной шкале. Но они жили и не для того, чтобы мы забыли о них, пренебрегли бы их опытом. Не прославления или проклятий ждут они от нас, а понимания и сочувствия, умения видеть наше сходство и различие с ними. Но есть одно событие, точнее целая череда событий первой четверти двадцатого века, глядя на которую трудно не проклясть и невозможно христианину не испытать и горечь, и гиен. Я имею в виду тот стремительный отказ от христианства, что произошел на землях православной Руси, когда вчерашние чада Церкви то молча смотрели, а то и с хохотом помогали изгнанию своих пастырей, разрушению церквей. Красноречивым фактом является и отсутствие осознанного социального сопротивления во имя христианских ценностей. На знамени ни Белого движения, ни, тем более, Комуча не было креста, война шла за те или иные формы государственности, но никто не воевал во имя креста. В чем же причина этого видимого поражения христианства в России?